Император Александр III никогда не произносил фразу, что «у России есть только два союзника — ее армия и флот». Об этом в интервью «Ленте.ру», которое выйдет 10 марта, рассказал доктор исторических наук, профессор Кирилл Соловьев.
В беседе, посвященной 180-летию со дня рождения императора Александра III, историк добавил, что нигде не зафиксировано, чтобы государь действительно произносил такую фразу. Об этом упоминается только в мемуарах великого князя Александра Михайловича, зятя императора, но особых оснований доверять этому источнику нет.
Во-первых, Александр Михайлович писал свои воспоминания спустя много лет после царствования Александра III. Во-вторых, в его мемуарах очень много неточностей и ошибок.
Соловьев в беседе с «Лентой.ру» выдвинул свою версию происхождения этого высказывания. В 1889 году на торжественном приеме в честь князя Николая Черногорского (Николы I Петровича), прибывшего в Россию с официальным визитом, Александр III публично назвал его «единым искренним и верным союзником России вне ее территории».
По мнению ученого, учитывая, что Черногория тогда не была одним из самых влиятельных и авторитетных европейских государств, эти слова свидетельствуют только о том, что на самом деле никаких союзников у России нет.
Историк напомнил, что именно Александр III был инициатором резкого разворота прежнего внешнеполитического курса Российской империи и заключения военно-политического союза с республиканской Францией. Как известно, в отличие от своего отца Александра II, он без всякой симпатии относился к Германии и открыто сочувствовал Франции.
Ученый предположил, что германофобия Александра III могла сформироваться под сильным влиянием супруги Марии Федоровны, которая до замужества была датской принцессой Дагмарой.
Но в любом случае при Александре III альянс с Францией был направлен против Германии и Австро-Венгрии — старых союзников России, с которыми у нее имелись прочнейшие политические, социально-экономические, культурные связи.
Как подчеркнул Соловьев, союз самодержавной монархии (России) с демократической республикой (Францией) для многих поначалу казался нонсенсом, но Александр III ради интересов своей страны сумел переступить через прежние комплексы и предрассудки. Неслучайно он стоял навытяжку с непокрытой головой под звуки «Марсельезы» — французского революционного гимна, запрещенного в России.
Этим поступком Александр III отдавал дань уважения прибывшей в Кронштадт делегации союзной Франции. Оказалось, что ему было проще договориться с французским президентом, чем с германским кайзером — таким же монархом, да и еще и близким родственником.
Уже к началу 1890-х годов складывались первые предпосылки для будущего большого мирового конфликта, в чем Александр III сыграл немаловажную роль. «Конечно, нельзя говорить, что первые шаги по формированию будущей Антанты сделали неизбежной Первую мировую войну, — отметил Соловьев. — Но форсированное военное строительство и внешнеполитический курс Александра III красноречиво свидетельствовали о его подлинных настроениях.
При этом новый вектор внешней политики, обозначенный при Александре III, был не вполне обычен для Российской империи. Но, по мнению Соловьева, нельзя упрекать его за то, что этим он приблизил страну к Первой мировой войне. «Император в своих поступках и решениях исходил из ситуации, сложившейся на тот момент, поэтому он никак не мог предвидеть многое из того, что нам сейчас хорошо известно», — резюмировал историк.
